Случай в Момчилово [Контрразведка] - Гуляшки Андрей

Бай Гроздан от смущения закашлялся.

Вошли в горницу, сели друг против друга.

Тут стоял гардероб, комод с будильником на нем и широкая кровать с разрисованными спинками; сиденья стульев были застланы вязаными салфетками, на стенках висели лубочные картинки, на окнах — белые занавесочки. В сравнении с этой комната Балабаницы казалась убогой кельей.

— Славно вы живете, — улыбнулся Аввакум. Тут не хватало лишь пахучей пеларгонии.

— Да уж как есть, — в третий раз прокашлялся бай Гроздан.

— Наверно, хорошо зарабатываете? Бай Гроздан покручивал ус.

— Неплохо, — ответил он. — В этом году заживем еще лучше. Аввакум посмотрел на дверь, достал свое служебное удостоверение и подал его председателю. Затем закурил и подошел к висящим на стене фотографиям.

— А это не сын твой, такой богатырь? — спросил он.

Бай Гроздан молчал. Насупив брови, он рассматривал печать. Аввакум взял удостоверение и спрятал его, затем уселся поудобней на стуле и вытянул ноги.

— Это сын твой? — снова спросил Аввакум, указывая головой на портрет.

— Сын — служит республике. В Благоевграде сейчас, — шепотом сообщил бай Гроздан.

Аввакум рассмеялся.

Вошла Грозданица. Она принесла полную миску меду, брынзу и хлеб.

— Подай-ка, мамаша, немного анисовки, — ласково попросил Аввакум, принимая из ее рук угощение. — Мы должны выпить за здоровье вашего сына, который служит республике в Благоевграде. Верно, бай Грооздан?

Они чокнулись и отпили из рюмок…

Когда они снова остались вдвоем с председателем, Аввакум сказал:

— Пришел я к тебе, бай Гроздан, не потому, что ты председатель богатого кооператива и член народного совета, а потому, что очень ответственные люди мне рассказывали о тебе как о надежном человеке, которому я могу довериться. Мы знаем о твоей преданности с двадцать третьего года[7], тяжелые времена умудрили тебя и научили хранить тайну . Пришел я затем, чтобы открыть тебе, для чего я в действительности приехал в Момчилово и в чем ты мне должен помочь. Но прежде всего я хочу тебя предупредить: из твоих уст никто и никогда — ни сегодня, ни завтра, ни во веки веков не должен узнать, кто я такой, ясно?

—  Об этом не беспокойся, — кивнул бай Гроздан. Я только тогда скажу про тебя что-нибудь, когда Карабаир заговорит по-человечьи.

— Верю, — сказал Аввакум. — Думаю, что если даже Карабаир заговорит, ты и тогда будешь молчать. Дело вот в чем. Во-первых, ты должен выяснить, насколько это возможно, разумеется, кого из здешних жителей в ночь с двадцать второго на двадцать третье августа не было в селе. Запомнил? Во-вторых, кто из момчиловских мужчин носил или носит перчатки из синей шерсти. Если тебе не удастся вспомнить об этом или обнаружить такого человека, который носил или носит перчатки из синей шерсти, то постарайся узнать, где и когда продавалась синяя пряжа и кто в Момчилове или в соседних селениях занимается вязанием.

— Вот оно какая штука! — удивленно протянул бай Гроздан.

— Это очень важно, — заметил Аввакум.

Бай Гроздан помолчал. Потом наклонился к гостю и тихонько спросил:

— Неужто учителя повесят?

— Это меня не касается, — пожал плечами Аввакум.

Сквозь белые занавески в дом заглянул солнце. Здоровенная черная муха оторвалась от окна и загудела над тарелкой с медом.

— То, что я тебе поручил, ты должен делать осторожно, чтобы все было шито-крыто, — предупредил Аввакум. Он зачерпнул ложкой меду и отпил глоток анисовки. — Все делай так, чтобы никто ни о чем не догадался, чтобы не бросалось в глаза…

Взглянув на часы, он встал.

— Мы увидимся во время обеда у бай Марко. Если узнаешь что-нибудь такое, что потребуется сообщить мне, закажи бутылку лимонаду и предложи мне распить ее с тобой. Это будет наш пароль. Запомнил?

Бай Гроздан кивнул головой и, разгладив усы, широко ухмыльнулся.

Попрощавшись с председателем кооператива, Аввакум направился к Илязову дому. Старшина Георгий окинул его недоверчивым взглядом с головы до ног и не дал ему переступить порога до тех пор, пока не получил на это разрешение майора. Аввакум вошел в мрачную, облицованную камнем прихожую и вдруг почувствовал свое сердце — оно колотилось так, словно он только что пробежал стометровку. «Что за дурацкая слабость», — подумал он и насупился Помещение ив самом деле напоминало средневековую темницу. Стены из серого гранита, холод, сумрак. Недоставало только тяжелых железных цепей, жаровни и крючьев для пыток, чтобы иллюзия была еще более осязаемой и полной.

В доме было три комнаты, расположенные обе стороны прихожей, одна против другой. В каждую вела массивная дубовая дверь, обитая несколькими рядами крупных кованых гвоздей. Комната слева служила складом, там геологи хранили приборы, инструменты, чертежи и деньги для хозяйственных нужд. Эта комната и стала объектом ограбления, совершенного в ночь на двадцать третье августа. Разбитое окно давно застеклили, перепиленный прут был заменен новым, более толстым, а само окно было снабжено двойными ставнями которые запирались теперь изнутри секретным замком.

Начальник военно-технологического пункта, майор Инджов, встретил гостя с подчеркнутой холодностью. Пока он читал командировочное удостоверение, выданное Институтом археологии Академии наук, Аввакум окинул взглядом его лицо и подумал: «Печальный случай. Этот человек страдает язвой — на столе коробочка с питьевой содой. Лицо у него худое и бледное, зрачки не в меру расширены. Не спал эту ночь — глаза усталые и немного грустные. Ожидал повышения — это видно по новым погонам на поношенном кителе, а получил взыскание, партийное и служебное: дна звездочка снята с погона, от нее остался лишь след».

Майор прочитал командировочное удостоверение и молча вернул его. Затем сухо спросил:

— Что от меня требуется?

— Ничего особенного, — сказал Аввакум. — Я просто зашел представиться вам.

Они замолчали. Было холодно. Воздух от табачного дыма казался синеватым.

— В нашей работе есть много общего, — сказал Аввакум. — Вы не находите?

— Нет, не нахожу, — ответил майор.

— А почему? — удивился Аввакум. — Вот вы, например, ходите по горам, изучаете местность. То же самое делаю и я — хожу по горам и осматриваю местность.

— Это лишь внешнее сходство, — сказал майор. Аввакум усмехнулся.

— Но все-таки это сходство, не так ли? Майор не ответил.

— Я хочу установить — приблизительно, конечно, — северные границы момчиловского царства. Мне необходимо изучить район к югу и юго-востоку от Карабаира и попытаться найти в этих местах какие-нибудь следы этого царства.

— Ищите себе на здоровье, — отрезал майор.

— А вы ничего не припомните такого, что могло бы мне пригодиться? Ведь вы довольно основательно изучили здешние места.

— Ничего такого, что представляло бы для вас интерес, я не заметил.

— Это очень важное обстоятельство! — обрадовался Аввакум. — Раз уж вы — три специалиста — ничего не заметили, значит, и я не замечу, тем более что я один.

— Это ваше дело, — сказал майор.

— Верно, согласился Аввакум. — Мне нет смысла ходить по тем местам, которые вы исходили: южнее и юго-восточнее Карабаира.

Затем он спросил.

— У вас, наверное, есть координаты обследованной местности?

— Разве картограф может работать без координат? — вышел из себя майор. Он достал сигарету из портсигара и с недовольным видом закурил.

— Прекрасно! — с улыбкой заметил Аввакум. — Дав мне ваши координаты, вы избавите меня от излишних скитаний по здешним кручам.

— На это вы не рассчитывайте, — заявил майор. — Почему?

— Потому что вы молодой человек и должны приучаться к труду! — Майор посмотрел на него исподлобья. — И потому что моя служба не имеет с вашей ничего общего. И потому, наконец, что я не намерен копаться на складе и терять драгоценное время, чтобы поощрять вашу леность. Вот почему!

— Пожалуйста, — смиренно сказал Аввакум. — Я ведь только спросил.